Мораль святого Игнатия - Страница 14

Эмиль снова улыбнулся.

— Да, его утомляет все, что дальше кухни, бильярда и матраса — он сам так сказал. Но он добрый.

— Ну, а Филипп — он может руководить?

— Д'Этранж? Да, наверное. Он ведь такой знатный! Кому и руководить, как не ему?

— А Потье?

Котёнок улыбнулся.

— Отец Жан говорил, что он не доверил бы этому шуту гороховому даже вязать метлы. Но это шутки, конечно. Гастон такой умный, столько всего знает, иногда он подменял отца Жана и вполне справлялся.

— А де Венсан? — лицо Дюрана ничего не выражало, хотя он задавал именно тот вопрос, ради которого и затеял этот разговор.

Эмиль выпрямился и набрал в легкие воздух. Лицо его окаменело.

— Мне кажется, лучше всех подойдёт Дамьен де Моро. Или д'Этранж, — проговорил он наконец. — У них родители — известные люди, они хорошего происхождения, хорошо учатся, их уважают.

Дюран согласился, но потом вспомнил: «Но ведь и де Венсан происхождения знатного…»

Эмиль не спорил с этим, но мнения не переменил, выразив его ещё тверже, чем раньше.

— Гораздо больше подойдут Дамьен или Филипп. Или Потье.

Дюран прекратил разговор, видя, что Эмиль не хочет говорить о Лоране, после чего отвёл малыша в столовую, проследил, чтобы его накормили, подчеркнув, что кто плохо ест — у того плохо растут мускулы, затем зашёл в кабинет греческого к отцу Горацию — доложить о провале. Де Шалон в задумчивости почесал кончик носа.

Лоран де Венсан стал подлинным вызовом отцам-иезуитам.

Глава 4. Истерики и артисты

В этой главе из обрывочных фраз отцам-иезуитам удается понять, что истеричность может порой скрывать актерское дарование, а за кривляньем — таиться светлый ум.

Бог весть как, но товарищу Дюрана и де Шалона, отцу Аврелию Сильвани, удалось заставить своих питомцев не только забыть о его внешности, но спустя две недели признать, что лучшего педагога нет на свете. Как им повезло! Он был самым умным, самым смелым, самым… красивым. Слыша на переменах восторженные отзывы Франсуа де Миреля, с которым он был знаком и часто скрещивал рапиры, Дамьен де Моро не знал, что и подумать. Его педагог соседнего класса просто пугал сумрачным взглядом тёмных глаз, Сильвани казался ему ужасным колдуном из мрачного старого замка.

Но однажды Дамьен и отец Гораций пришли на корт и тут столкнулись с учениками соседнего класса, слушавших отца Аврелия, рассказывавшего своим мальчикам, что средние века фехтование считалось одной из «семи благородных страстей» рыцаря.

— На старых гравюрах встречаются изображения индивидуального обучения фехтованию. Оно велось на боевом оружии, но постепенно появились облегченные и безопасные образцы тренировочного. В середине XVI века центром фехтования стала Италия. В 1610 году там появилась рукоятка для рапиры с поперечником, которая и сегодня называется итальянской. Несколько позже развилась французская школа классического фехтования, и в 1633 году Беннар Ренне описал ее боевую стойку, передвижения, выпад и вольты, соединения и переводы.

Гораций и Дамьен приблизились и стали внимательно слушать итальянца.

— В конце XVII века французы изобрели «фиоретти», рапиру с защитным острием в виде бутона цветка — мушки. Одновременно возникает расхождение между французской и итальянской школами. Французы отказались от рубящих ударов, разработали тактику боя и создали ряд учебных пособий. Французская школа стала популярной. Однако, несмотря на прогрессивность, в ней — ряд недочётов. Так, она рекомендует боевую стойку с отклонением туловища назад и перенесением тяжести тела на левую ногу, прямое положение туловища на выпаде, взмах кисти вооруженной руки для смягчения силы укола. Итальянская школа фехтования этих недостатков не имеет. Вы не согласны, отец Гораций?

Гораций де Шалон в изумлении почесал за ухом и развёл руками. Он, конечно, француз, но у него были два учителя фехтования, объяснил он, испанец Рибейра и немец Конрад Пфальц, но последний как будто учился во Франции, хотя… он кажется, был членом немецкого братства святого Марка.

— А покажите эту разницу школ, отец Аврелий, — попросил Франсуа де Мирель, смотревший на педагога как на божество.

Отцы-иезуиты переглянулись.

До этого отец Аврелий избегал Горация с Даниэлем, впрочем, не только и не столько их, сколько всех коллег, всё время отдавал детям, а ночами уединялся в своей комнате. Порой, как было замечено надзирателем отцом Джулианом, Сильвани исчезал из коллегии, но сведения эти, переданные ректору, никакого впечатления на последнего не произвели. Отец де Кандаль заметил лишь, что он осведомлён о делах отца Сильвани и не считает нужным вмешиваться. При этом было отмечено, что возвращается в коллегию отец Аврелий ещё более мрачным, нежели был, покидая её.

И по-прежнему избегал любого общества.

Но теперь ситуация была для него безвыходной — повода отказаться не было. Отец Аврелий пожал плечами и сказал, что, если отец Гораций не против… «Правда, сам он не уверен, что воплощает итальянскую манеру фехтования в чистом виде». Отец Гораций заметил, что и он фехтует не очень-то по-французски…

Отцы скрестили шпаги. После обмена первыми штоссами Гораций, который и раньше не склонен был недооценивать противника, восхитился им в полной мере. Они были абсолютно равны и в силе, и в ловкости. При этом Гораций разгадывал хитрости отца Аврелия, концентрируясь на шпаге соперника и стараясь отключиться от лекции, которую тот методично продолжал читать своим питомцам.