Мораль святого Игнатия - Страница 21

Странно, но что-то мешало Дюрану заговорить о Лоране де Венсане, однако, однажды, к удивлению отца Даниэля, Мишель высказался сам. Они беседовали о бильярде, который по праву называют «игрой королей». Карл IX и Наполеон Бонапарт любили его. Отец Дюран рассказал, что Мишель Шамильяр, служивший при дворе Людовика XIV писцом, овладел игрой в совершенстве и прослыл лучшим игроком страны. Он стал партнером короля. Шамильяр периодически поддавался Людовику, и тот, в благодушном расположении духа после выигрыша, говаривал, что, не являясь «профессором бильярда», всё же превосходно владеет кием. Впоследствии Шамильяр из писарей был превращен в контролера финансов, а ещё позже стал военным министром Франции…

Мишель посмеялся. Разговор зашёл о посредственности и одарённости, и он неожиданно проронил, что ему трудно понять парадокс, о котором говорил на академии Леон Нуар, о внутреннем устройстве бездарности. Но не той бездарности, которая стремится достичь уровня гения, такая серость несчастна, но её спасает само стремление ввысь, зря Потье так… Но есть и другая…которая стремится все опустить в своё смрадное болото, вот это — действительно бездарность. Злящаяся на любое превосходство, ненавидящая одарённость и талант. Как наш Венсан.

Дюран мягко спросил, натирая кий мелом:

— По-твоему, это озлобление от осознания, что ему не дано таланта?

Дюпон потёр широкий лоб.

— Да полно, а прав ли я? Понимает ли он, что он обделён? Я не постигаю его. Кстати, я все забываю вас спросить, вы же так образованы. Кто такой калибан?

Дюран объяснил. Мишель, наклонив крупную голову и вытянув губы трубочкой, кивнул.

— На зимних вакациях тресну, но прочту всего Шекспира.

Отец Даниэль заметил, что пьесы английского гения неравноценны, и читать всё не нужно. Ещё хуже — читать все подряд бездумно. Целесообразно начать с комедий, и читать только лучшее. Если Мишель нуждается в его советах — он всегда готов помочь в выборе книг. С веками их, увы, становится все больше, и подлинные жемчужины тонут в море шелухи. За жизнь человек вообще-то должен прочитать только три десятка книг, самых важных и нужных, о которых, и вправду, можно сказать nocturna versate manu, versate diurna11…

— И каких же это?

Дюран засмеялся, обняв Мишеля за плечи. «Для того, чтобы их отыскать, приходится читать горы дребедени». Но Дюран пообещал отобрать для Мишеля лучшее из своей библиотеки. При этом учитель не решился спросить Дюпона о том, почему тот, как сказал Гаттино, выполняет за Венсана, этого лишенного дарований ученика, домашние задания о математике. Просто чувствовал, что спросить об этом время ещё не пришло.

Переданный отцу Горацию, этот разговор насторожил де Шалона. Что они имели, если подытожить?

«…Крайне восприимчивый, весьма нервозный змеёныш». Это был взгляд со стороны. Но взгляд безошибочный. Это чувствовалось. Потье назвал его калибаном, Дофин — вампиром, Дюпон считает его бездарностью, а Гаттино — безбожником. Если добавить выражение лица и молчание Дамьена, то картинка вырисовывалась пугающая. Всё это было тем более странно, ведь речь шла о худеньком подростке с невзрачным лицом и тусклыми серыми глазами…

Наутро у отца Горация созрел план, который, не решая возникших проблем, позволял, по крайней мере, хоть кое-что прояснить. План был реализован тотчас же. В проверочной работе по греческому языку у Филиппа д'Этранжа обнаружились три ошибки. В другое время отец де Шалон заставил бы шалопая проанализировать и разобрать у доски свои ляпсусы. Но не сегодня. Сегодня гнев педагога по поводу бездельника и лодыря д'Этранжа был безмерен. Ведь он уже трижды объяснял это! Тема проще пареной репы! Что тут можно не понять? По счастью, его дружок Потье написал работу блестяще, заметил отец Гораций. Сам он не может задерживать класс из-за тунеядца.

— Потье, после занятий вы с этим лоботрясом в кабинете греческого языка займетесь его работой. Завтра он должен знать тему на отлично. Вы меня поняли?

Гастон понял. Чего тут не понять-то? После утренних занятий дружки понуро поплелись в кабинет греческого, провожаемые ласковыми напутственными словами отца Дюрана, выразившего уверенность, что при выдающихся способностях Потье и внимательности д'Этранжа они справятся минут за сорок…

Ровно через семь минут, сверившись с часами, отец Даниэль вспомнил, что в его кабинете остались наглядные пособия отца де Шалона и, подозвав Лорана де Венсана, оставленного в классе вместе с Дюпоном для уборки, велел ему отнести их в кабинет греческого языка.

Тем временем отец Гораций, разместившийся в соседнем кабинете, внимательно слушал через слуховое окно разговор Филиппа с Гастоном, одновременно наблюдая за друзьями. Как и ожидал отец Гораций, вначале он не услышал ничего, кроме вялой перебранки дружков. Д'Этранж недовольно бубнил о придирках грека, Гастон упрекал его за отсутствие внимания, Филипп лениво возражал, что дело не во внимании, а в том, что он был занят куда более важными размышлениями, чем грамматические категории греческих существительных, будь они прокляты…

В эту минуту, как и ожидал отец Гораций, в кабинете появился Лоран де Венсан. Сам отец де Шалон, разрабатывая свой план, был уверен, что визит де Венсана — после его ухода — неминуемо спровоцирует приятелей на разговор о нём. На этом и строился замысел. Со стороны самого де Венсана он ничего не ждал.

Однако, человек в этой быстротечной жизни только предполагает, определяется же бытие Господом.

Гораций де Шалон никогда не оспаривал эту максиму, принимая её в полноте, и лишь иногда приятно изумлялся изыскам Провидения. Лоран де Венсан замер на пороге кабинета и окинул одноклассников взглядом настороженным, но и наглым. Увидев его, Потье резко встал. Д'Этранж остался сидеть за столом, с особой тщательностью выписывая греческие слова. Не обращая внимания на вошедшего, он спросил Гастона об этимологии существительного άνθρωπος, но тут лицо де Венсана исказила насмешливая и жесткая гримаса. Он бросил под ноги Филиппа у стола карты и, глядя на него в упор, приказал: