Мораль святого Игнатия - Страница 82

Ему этого не забыл бы. Старое-то чучело мыши изгрызли… Если проследить, где она прячется… Он подумал, что она может жить в дупле того вяза, что растёт между корпусами, или под крышей где-нибудь. Дюпон сказал, что уже через двадцать минут пирог вынуть надо, а до этого крутить его, чтоб равномерно пропёкся. Тогда он, Дамьен, решил прогуляться к дуплу. Фонарь взял и пошёл. Проходя мимо, бросил взгляд на лораново убежище, но там темно было. Сам он был уверен, что Лоран давным-давно ушёл. Зашёл за угол, подошёл к вязу, и тут увидел такое, что про сову забыл начисто.

На жухлой траве, скорчившись, лежало тело, белея в свете фонаря голой задницей. Подойдя ближе, Дамьен увидел, что это Лоран де Венсан. Тот был мёртв. Голова размозжена, шея сломана. Он ничего не мог понять. Кто убил Венсана? Кто раздел его? Дамьен торопливо понёсся к Дюпону.

Аквинат внимательно выслушал, но, будучи истинным стоиком и философом, остудил его пыл, заявив, что, если Лоран мёртв, он не оживёт, а допустить, чтобы сгорел пирог, он не может. Есть несоизмеримые по важности понятия. Надо спокойно встретить Котёнка, отпраздновать встречу как ни в чём не бывало, а после тихонько во всём разобраться.

— То есть, когда мы с Эмилем пришли в спальню, только ты и Дюпон знали о гибели Лорана? — подал голос отец Дюран.

— Да, но мы не знали тогда, кто его убил. Потому и Потье с Дофином ничего не сказали. Решили сначала сами понять, что произошло.

«Их вы, стало быть, не подозревали?», поинтересовался отец Эзекьель. Это, по мнению Дамьена, было смешно. Они бы скорей отца ректора заподозрили. Отцы-иезуиты затаили дыхание. «Что же было дальше?»

…После того, как отец Дюран приказал всем ложиться, все и легли. Едва всё затихло, они с Дюпоном тихонько поднялись, взяли два фонаря и направились было к мансарде, и тут оказалось, что за ними увязался Котёнок. Тот не мог уснуть, рапирой любовался, ну и спросил, куда это они, мол, собрались? Ну, скрывать правду смысла не было. Честные не лгут, когда не нужно. Все они Эмилю рассказали — и двинулись. Когда осветили всю картину двумя фонарями — Кот аж зашипел, словно ему на хвост наступили, Дюпон разглядел труп, поглядел наверх и сказал, что не иначе, его сверху столкнули.

Пригляделись они впотьмах и тут заметили тряпку, что болталась на водосточном желобе. Решили подняться наверх и посмотреть из слухового окна, что это такое. Эмиля внизу оставили, а сами полезли. По дороге Дюпон влез в деготь, а он, Дамьен, проломил ступеньку, щиколотку поцарапал. Когда же они влезли наверх, Дюпон попытался подцепить старой шваброй тряпку, но ничего у него не вышло — она вниз упала. Тут он заметил ботинок, — лоранов, у самой кромки крыши. Его-то подцепить и подтянуть удалось. Спустились они с трофеем вниз, а Котёнка-то нет. Зато тряпка, что вниз упала, оказалась штанами венсановыми. Тут Мишель и высказал догадку, что, после того, как он, Дамьен, напугал Венсана, тот, должно быть, разнервничался, оступился, благо, крыша была скользкая, и свалился вниз. А, может, и не нервничал он, паскудный, нисколько, а просто зацепился или ботинком, или шнурком, проехался вниз, снова зацепился за водосток штанами — и сверзнулся вниз, а брюки повисли на желобе. А может, все ещё лучше. Иссякло терпение Господне смотреть на мерзости Лорановы, вот и отторг Он негодяя от Себя. Тут ему и конец пришел. Слышал же Ворон его падение, а не уханье совы.

Нет тут никаких сов.

Растерялся он, Дамьен, от этого предположения, но не мог не вспомнить мудрую мысль отца Горация. Тот говорил, что распад души — невидим. «Если ты видишь падение грешного — это и означает, что распад завершен…» Стало быть, прав был отец Гораций, вот оно — падение грешного. Завершение распада. А его Господь сподобил стать свидетелем гибели мерзавца, nulla virtute redemptum a vitiis.

Отцы-иезуиты молчали. Дюран откинулся на подушку, и грудь его вздымалась глубоко и размеренно. Он разомкнул искусанные в кровь губы, и смотрел на де Моро больными глазами. Он не ослышался? Но этот рассказ, по крайней мере, объяснял их с Аврелием тяжёлое недоумение. Их сбило местонахождение трупа. Падение, ну, конечно, перелом шеи… Они догадались бы, если бы ни болото… Неожиданно он ощутил в своей руке руку де Шалона и сжал её. Глаза их встретились, во взгляде обоих читалось утомлённое облегчение. Для других эмоций у Дюрана не было сил. Он откинулся на подушку и закрыл глаза. Всё остальное не имело значения.

Однако, для отца Горация де Шалона имело.

— Какого чёрта, — он задохнулся, на мгновение потеряв дар речи, но тут же вздохнув, гневно продолжил, обжигая взглядом Дамьена, — какого чёрта вы его не оставили там, где он был? — Он сорвался на крик. — Ведь вы просто стали рarticeps criminis — соучастниками преступления!

Дюпон, видя, что Дамьен бросил на него умоляющий взгляд, заговорил.

— Я сказал, что надо оставить всё как есть, завтра утром его обнаружат и все поймут то же, что и я…. - начал было Дюпон, — надо было надеть на него брюки и уйти, но тут вдруг неведомо откуда подскочили Котёнок, злой как чёрт, и д'Этранж, вообще невесть откуда взявшийся, и не успели мы ничего понять, как Гаттино загнал черенок лопаты Лорану в задницу, да ещё что-то там сказал про Пюиморена и про возмездие, а Дофин решительно порекомендовал проследить, чтоб кол вошёл поглубже — иначе, мол, вампир может ожить. Справедливости ради и в оправдание Котёнка следует сказать, что поза погибшего наталкивала на подобные действия, можно сказать, провоцировала на них… Он, Мишель, и сам об этом подумал, так, умозрительно, метафизически, как сказать, но Кот не собирался абстрагироваться от конкретики и погружаться в академические дискуссии.