Мораль святого Игнатия - Страница 71

А чего шуметь?

Между тем, в кабинете ректора обсуждалось ужасающее происшествие. Жасинт де Кандаль специально вызвал префекта, судью и богатейшего коммерсанта, чтобы, как ему казалось, проинформировать их о беде, на самом деле — в бессильной надежде Бог весть на что. Коротко рассказав о пропаже мальчика, о его поисках и, наконец, обнаружении тела, не скрыв и ужасных подробностей, сопутствующих находке, он сообщил, что все обстоятельства говорят об убийстве. Жестоком, осмысленном и умышленном. Более того, и это ужаснее всего, само преступление роковым образом перекликается с недавним прискорбным случаем… попыткой опорочить одного из педагогов, а именно — отца Даниэля Дюрана, учеником которого был убитый. Вполне возможно, и даже более того, очевидно, что следы убийцы ведут в ту же группу. Гастон Потье, Дамьен де Моро, Эмиль де Галлен, Филипп д'Этранж и Мишель Дюпон.

Проще говоря, это месть.

Префект, его сиятельство Люсьен д'Этранж, переглянулся с Жаном Дюпоном, перевёл взгляд на Жерара Потье. Боже мой! Филипп, его малыш, да он и мухи не обидит! Но при этом побледнел почти до синевы. Мсье Потье тоже побледнел. Жан Дюпон задумчиво смотрел в пол. Мишель. Его мальчик, его единственный сын. Мать говорит, что он умён, добросердечен, талантлив… Стыдно сказать, что он почти не знает его. Нет, он не винил сына. Во всем виноват сам. Мсье Дюпон тяжело вздохнул. Глухая стена непонимания разделяла их, но помыслить хотя бы на минуту, что его Мишель мог убить?

…Мишель не увидел отца, болтая о домашних делах с кучером, но тот заметил хозяина и вытянулся в струнку. Мишель обернулся. Отец стоял в десяти шагах от него такой бледный и обессиленный, что сын поспешил к мсье Жану. «Мсье Дюпон плохо чувствует себя?» Судья, не ответив, медленно пошёл по мощёной дорожке вглубь коллегиального сада.

Мишель двинулся следом.

Около корта мсье Жан остановился. Обернулся и оказался почти лицом к лицу с мальчиком. Впрочем, уже и не с мальчиком. За последние полгода Мишель вытянулся почти на три дюйма и теперь был уже равен ему ростом, сильно возмужал. Было заметно, что в нём — немалая физическая сила. Впрочем, все Дюпоны отличались ею. Мишель тоже внимательно разглядывал отца. Понурые плечи, усталые глаза, морщин прибавилось. Отцу чуть за пятьдесят, но он совсем старик.

— Мишель… — Жан Дюпон умел говорить и считался прирожденным ритором. Но сейчас снова, и в который раз, ощутил полную беспомощность. Что он мог сказать обездоленному им ребенку, которого лишил детства, отцовской поддержки, тепла семьи? Долгими бессонными ночами он мучительно подыскивал слова — не в свое оправдание, нет, его искать он давно перестал, но слова, пробивающие эту отстраненность сына, слова покаяния, но не находил их. — Отец ректор рассказал нам о произошедшем здесь, и сообщил, что это сделал кто-то из вас… — Мишель молчал, внимательно слушая, — Если… если… ты должен понять…

Жан Дюпон хотел объяснить своему мальчику, что он сделает все, чтобы помочь ему, вытащит из любой беды, пусть он только доверится ему! Но отца и сына действительно разделяла стена. Мишель снова вспомнил слова, в запале выкрикнутые мадам Анриеттой. Господи, как же всё надоело. Сколько можно попрекать его этим! Он прекрасно помнит, что должен! Мишель раздраженно отчеканил:

— Мсье, думаю, что я понимаю свой долг. Если вы полагаете, что я способен оскорбить род, к которому вы меня, выблядка, удостоили приобщить, вы заблуждаетесь. Я не убивал этого ученика. Я никогда не буду ни убийцей, ни насильником, ни вором, ни распутником. Я сделаю все, чтобы вы, мсье, могли… гордиться… своим… сыном…

Последние слова он проговорил тихо и растерянно. Жан Дюпон, содрогаясь всем телом, рухнул на колени перед сыном в снег и, обнимая его ноги, захлебываясь слезами, молил о прощении. Мишель ужаснулся. Он ничего не понял. Что… о чём он? Какое прощение? За что? Из отцовских слов он вдруг понял, что отец считает себя страшно виноватым перед ним, он испортил ему детство, не выполнил своего отцовского долга, обманул его мать, пренебрегал своими обязанностями… он просто подлец…

Мишель оторопел. Не забери его этот человек из приюта — не миновать бы ему того, что после смерти настигло Лорана. И это было бы наименьшим злом. Сын страдал от холодности отца, но считал его своим благодетелем. Пусть благодетелем от нужды, а не от любви, но в таких случаях приходится довольствоваться не желаемым, но имеющимся. Мишель давно смирился с безразличием «мсье», и сейчас в остолбенении слушал его мольбы о прощении за преступное равнодушие к нему, за то, что был столь безжалостен и жесток к нему и к его матери… Мишель опомнился и резко поднял отца. Тот совсем ослабел, растерянный Мишель торопливо подвёл его к садовой скамье, усадил, трепеща, пытался успокоить, обнял. Он и помыслить не мог, что отец вообще думает о нём!

Жан Дюпон чуть пришёл в себя. Он обхватил ладони своего мальчика пылающими руками, сжимал их и молил:

— Сынок, я умоляю, доверься мне. Если ты замешан в этом неприглядном деле — я вытащу тебя, я спасу тебя, я сделаю всё! Умоляю тебе…

Мишель тоже все ещё не мог придти себя, отводил глаза от непонятного ему самому стыда, но заверил отца, что не имеет ни малейшего отношения к происшествию, он не убивал Лорана де Венсана, и даже не догадывается, кто бы мог совершить подобное. Нельзя сказать, что он был до конца правдив, ибо определенные предположения, и весьма обоснованные, у него на этот счет, разумеется, имелись, но он счёл излишним обременять ими отца. Правду надо говорить в суде, когда от твоих слов зависит чужая жизнь, а он не в суде. И от его слов ничего не менялось.