Мораль святого Игнатия - Страница 36

Дерзкий кулинар не боялся смелых экспериментов.

Отец Илларий следил за подопечным восторженными глазами. Вместе они пытались воплотить невозможное — на основе местных продуктов изготовить настоящего «Гастона Жерара», но вместо сыра грюйер попеременно использовать шаурс, везеле, конте, морбьер, сетмонсель и сумантран. Две пробы оказались великолепны, две — вполне съедобны, остальные были забракованы.

Отцы-иезуиты наблюдали за гастрономическим разгулом на кухне с философским спокойствием, временами даже выступая в роли дегустаторов и ценителей. Неизменно хвалил его изыски отец Дюран, благодаря его протекции и просьбе отца Иллария несколько находок Дюпона были официально включены в меню коллегии. Учебные заведения иезуитов славились своей изысканной кухней, и если в учебной программе, устойчивой и консервативной, изменения вводились нечасто, то в плане питания руководство коллегии было весьма либеральным и свободомыслящим.

После осенних вакаций обстановка в классе Дюрана изменилась. Ворон увлёкся Гомером и ревностно зубрил гекзаметры, собираясь на Рождество блеснуть перед родными, читал классиков и следил за Котёнком. Эмиль осваивал под его руководством приёмы фехтования, стал появляться в общем зале, ибо уже не отставал от остальных, был ровен и весел. Дружелюбные отношения теперь связывали Дамьена с Дюпоном, их взаимная антипатия исчезла, временами они, собираясь в бильярдном зале, непринужденно и откровенно болтали на самые разные темы, как приятели. Мастерство Дюпона не только на кухне, но и за бильярдным столом восхищало Дамьена. В остальные часы Дюпон витал — если не в облаках, то в кухонных запахах, постоянно что-то изобретал. Удивлял всех остроумием и ликованием Гастон Потье, который мог бы составить некоторую конкуренцию де Моро в борьбе за внимание преподавателя, ибо льнул к Горацию де Шалону, как соскучившаяся кошка к ногам хозяйки. Но тому удавалось уделять внимание обоим, не ссоря их. Сам он шутил «кому же и быть другом Гамлета, как ни Горацио…»

По роняемым восторженным фразам Гастона, почти преодолевшего свой детский ужас, педагог довольно точно восстановил изначальную картину случившегося с ним, и понял, что страх безумия в мальчонке не был игрой, и не мог не отдать должного мужеству, с которым Потье пытался преодолеть свой кошмар, не дать себе соскользнуть в пучину безумия. Этот ум обещал со временем стать запредельным. Филипп д'Этранж стал несколько спокойнее, отец Гораций похвалил его сочинение по греческому — о ламиях, а отец Дюран сделал несколько лестных замечаний по поводу его последней работы — прекрасно разобранной оды Горация о ведьмах Канидии и Сагане.

Просто блестяще.

Что до де Венсана, после вакаций он стал мрачнее, и та нервозность, о которой говорил отец Аврелий, теперь проступила явственно. Лоран постоянно что-то мял в руках, будь то перо или кухонная салфетка. Отец Гораций через одного из отцов-наблюдателей нашёл место, откуда можно было, не затрудняя себя гимнастическими упражнениями и лазаньем по оголившимся деревьям, наблюдать за происходящим на лорановой мансарде, но то, что в очередной раз увидел, вызвало отвращение. Де Венсан то теребил орган, предназначенный для продолжения рода, то просто молча сидел, уставившись на гору старого хлама. Он больше не проявлял себя в вопросах, даже когда на дебатах должен был высказываться. Отношение юнца к Дюрану де Шалон определил как неприязненное, при этом сам Дюран замечал, что Лоран провожает отца Горация взглядом, исполненным самой мрачной антипатии. Лоран не шёл на контакт, не реагировал на попытки сближения, не давая отцам-иезуитам возможности разобраться в его душе.

Происходило что-то тревожное и неясное, тяготящее неким предчувствием зла, предощущением беды.

Это предчувствие заставило отца Горация, если не было возможности постичь происходящее, все же предпринять некоторые интуитивно ощущаемые как правильные усилия в другом направлении. Он давно подметил восхищение Дюпона Гастоном Потье. Сейчас, когда де Шалон приобрёл — волей случая, в котором отцу Горацию хотелось бы прозревать волю Божью — почти колдовское влияние на Потье, учитель решил использовать его для сближения этих двоих. Зачем? Он и сам бы не мог ответить, но чувствовал, что это нужно. Гораций сближал души, в которых замечал хотя бы проблески взаимной симпатии, одновременно неосознанно усиливая их, преодолевая разобщенность и равнодушие.

Де Шалон стал делать все, чтобы Потье чаще проводил время с Дюпоном, отправляя их то на совместное дежурство в библиотеку, то давая им общие поручения. Гастон заметил восхищение Мишеля и был польщён им, он, внутренне весьма смиренный, умилялся тому, что кто-то считает его гением. Они стали говорить свободнее, и тут, к удивлению Гамлета, обнаружилось, что Дюпон мыслил, хоть и неспешно, но с той основательностью и глубиной, что и не снилась д'Этранжу. Случайное обстоятельство способствовало многократному увеличению интереса Потье к Дюпону.

Задержавшись в трапезной, Дюпон натолкнулся на Лорана, который потребовал принести ему с кухни несколько яблок, на что Мишель спокойно заметил, чтобы тот принес их сам. Де Венсан обжёг его неприязненным взглядом, но, пройдя на кухню, взял яблоки. Потье, оставшийся за углом трапезной, проводил его мрачным взглядом.

Спустя полчаса, когда они, по заданию отца Горация, рисовали цветными чернилами наглядные пособия по греческому, Гастон неожиданно спросил Мишеля, почему тот не принес яблоки Лорану? Дюпон поднял глаза на Гастона и тут же опустил. Мишель неоднократно замечал, что выпады де Венсана против Потье и д'Этранжа были на порядок наглее, чем поведение Лорана с ним самим. Дюпон прозревал и причины этой разницы.